Я ранена зимой, бесконечными стрелами снега,
И кровь под рукой замерзает как будто бетон
И как на убийцу стальная рубашка надета...
Внутрь – ледокаин,
Впасть в анабиоз,
Впасть опять в мой убийственный сон...
Но кому-то так нужно твое заверение,
Что ты живешь и, как прежде, свет с тобой,
Когда солнечное сплетение
Разворочено до дыры сквозной.
Некто целился в сердце, срикошетил по солнцу -
Снова спать, снова день короче ночи...
Впрочем,
Дело к кон-цу...
А где-то в столе недописанный стих-заклинанье...
Кто знает – а может, убийце жилось бы легко?
Но нынче я так ненавижу свое пониманье
Того, что я есть
Когда меня нет,
А зимой солнце так высоко...
Но кому-то так нужно твое заверение,
Что ты живешь и, как прежде, свет с тобой,
Когда солнечное сплетение
Разворочено до дыры сквозной.
Некто целился в сердце, срикошетил по солнцу -
Снова спать, снова день короче ночи...
Впрочем,
Дело к кон-цу...
Но хоть ты живи, упрямый,
И не смей заснуть.
Глянь: весна уж ищет славы -
Каплет с неба ртуть.
Что ты смотришь, глупый? Видишь –
Маюсь как-нибудь.
Только ты живи, упрямый,
И не смей заснуть...
И ему так нужно твое заверение,
Что ты живешь и, как прежде, свет с тобой,
Когда солнечное сплетение
Разворочено до дыры сквозной.
Некто целился в сердце, срикошетил по солнцу -
Снова спать, снова день короче ночи...
Впрочем,
Дело к кон-цу...